Если говорить о стационарах и специализированной помощи, конечно, самый сложный больной – реанимационный. Динамика развития процессов и количество показателей такова, что, по сути, это лавина данных, которая обрушивается на врача.

Мы наблюдаем бурное развитие и внедрение искусственного интеллекта в здравоохранении. ИИ должен использоваться, как возможность разгрузить врача до принятия критических решений. Практически весь мир сейчас занимается этим направлением. У нас в Университете также есть группа, которая уже работает с реанимационными данными, оцифрованными системой отечественной разработки РАИСа.

В стране ежегодно 45 миллионов экстренных инцидентов, каждый из которых нужно маршрутизировать, выбрать оптимальный вариант. Чтобы сделать максимально эффективную систему оказания помощи, управлять потоком критических пациентов, которые, как мозаика появляются в разных точках регионов и тем более на основе непрерывного объективного мониторинга всех показателей, этот колоссальный поток данных надо научиться оцифровать.

Внедрение искусственного интеллекта в нашу практику – задача очень непростая, которая, потребует долгой и, главное, очень вдумчивой работы с последующей валидацией таких систем. Быстро эту проблему точно не решить.

Я бы хотел напомнить реаниматологам девиз одного из съездов Европейского общества интенсивной терапии – «Интенсивная терапия, наука и искусство». Это надо помнить, не все в нашей специальности подлежит исключительно логическому научному подходу.

В своем профессиональном сообществе мы можем говорить откровенно. У нас в лечебных учреждениях, люди в основном умирают в отделениях реанимации интенсивной терапии, а проблемы кадровые в этой области чрезвычайно острые и они все хорошо известны. Подавляющее большинство врачей работает, если не на две ставки, то на полторы как минимум, причем в разных учреждениях, перебегая с одного места на другое. Это ведет к физической усталости, психологической усталости, профессиональному выгоранию. Это же справедливо и для среднего медицинского персонала. Поэтому ключевая практическая задача цифровизации нашей службы – это облегчить работу персонала, максимально на сколько это возможно снять нагрузку.

Примечательно, что средний медицинский персонал быстро адаптируется к цифровизации, сами медицинские сестры отмечают , что у них экономия идет не менее 15% рабочего времени. Это очень важно, потому что организационно-штатные структуры в анестезиологии и реанимации несовершенны. Если на Западе одна сестра на койку максимум на две, то у нас одна сестра на шесть, а то и на двенадцать. Экономия времени даёт ей возможность больше уделить внимание пациенту. К чему это в конечном счете ведёт? К повышению безопасности, эффективности, снижению летальности. Международный опыт убедительно об этом говорит.

С моей точки зрения, мы стоим на пороге развития. С одной стороны, нам очень нужна цифровизация чтобы решить текущие практические задачи, но в том числе нам нужно внедрять технологии для формирования больших баз данных, на основании которых можно объективизировать клинические подходы и совершенствовать клинические рекомендации.

Главное осознание для чего нужна цифровизация к нам пришло в период пандемии. Те отчеты, которые мы как главные специалисты регионального и федерального уровня собираем и анализируем раз в год, никакого практического интереса не имеют и полны субъективности. В регионах мы даже не понимаем, где и какие койки, как они оснащены, какое оборудование подключено.

Помимо системы для пациента необходима ещё и управленческая система, которая в медицине критических состояний и при массовых поступлениях пациентов при всей той нестабильной ситуации, в которой мы находимся является очень важным инструментом.

Я думаю технологии, которые обеспечивают подключение оборудования, понимание в любое время суток сколько в городе пациентов находится в реанимации, сколько из них находится на ИВЛ, какой ресурс свободен – это важнейшая задача, которую следует учитывать в задачах цифровизации нашей специальности.

Когда мы получим цифровую реанимацию в федеральных центрах, в Москве и регионах, и возможность анализировать данные большого количества пациентов, уверен, что мы воспользуемся накопленными данными.

Эти данные помогут нам быстро проверять научные гипотезы, сохраняя принципы доказательной медицины, и имплементировать идеи в клиническую практику без дорогостоящих клинических исследований.

В отделениях интенсивной терапии НМХЦ им. Пирогова мы одни из первых в России стали получать «большую цифру». Мы выбрали для этих целей иностранное решение, потому что других на тот момент в Росси просто не было. Уменьшили нагрузку на врача, уменьшили количество рутинных ошибок связанных с переносом данных из одного документа в другой, да возможно мы улучшили управленческие задачи. Однако вряд ли прямо и даже косвенно мы улучшили клинические исходы.

Прежде всего это связано с тем, что системы поддержки принятия клинических решений, которые были внедрены в систему, отключались врачами. Это происходило не потому, что врачи не хотели работать, а потому что создают излишний информационный шум и больше нарушают работу чем её поддерживают.

Есть проблема с отечественными интеграторами, которые выросли из разработчиков МИС и ЛИС. Они мыслят парадигмами организации документооборота и цифровизации лабораторных систем. Реанимация крайне отличается от лабораторных систем и от работы в профильных отделениях. К сожалению, цифры говорят сами за себя, я не беру город Москва, на даже опрос федеральных и научных центров показывает крайне низкий уровень цифровизации службы АиР.

Я считаю, что главный вывод и главная задача – это хороший программный продукт, который должен уменьшить трудозатраты врачей. Разработчики должны перестать извращать работу врачей и делать их секретарями для сбора данных. Первое, что должен сделать разработчик - собрать весь поток данных с оборудования, лаборатории, информационных систем и изложить их в одном документе – дневнике, эпикризе или карте интенсивной терапии, сделав «секретарскую» работу за врача.

По своему опыту знаю, что реанимация, безусловно, самый тяжелый участок для цифровизации. В первую очередь – это возможность получения объективных данных со всех приборов, которые находятся в реанимации.

Если мы действительно подключаем все прикроватные мониторы и все оборудование в реанимации, то мы получаем непрерывный поток данных, которые нужно сопоставить с разных устройств с состоянием пациента. Естественным интеллектом эти данные проанализировать очень трудно. Мне кажется, что это очень хорошая точка приложения искусственного интеллекта для выявления и анализа рисков и прогноза неблагоприятных ситуации с пациентом.

Все жалуются на интеграцию, всем почему-то кажется, что это от нежелания, и каких-то коммерческих интересов. На самом деле это вопрос трудозатрат. Любая интеграция требует трудозатрат от всех сторон. А если мы говорим про реанимацию, то очень больших трудозатрат. Если они не профинансированы, то трудно ждать результата.

Если посмотреть на критерии федеральной программы цифровизации последних лет, то основной фокус явно смещен в сторону электронного документооборота и количества рабочих мест. Простых и понятных критериев цифровой зрелости, связанных напрямую с управлением качества и безопасностью медицинской помощи, к сожалению, нет.

Тем организаторам здравоохранения, которые ориентируются на результат можно обратиться к международному опыту. Критерии HIMSS, по которым проводится аттестация цифровой зрелости в международной практике напрямую относятся службе анестезиологии реанимации.
Первое – это внедрение электронных листов назначений, систем персонализированного учета лекарственных назначений,
Второе – жизнеобеспечивающее, мониторное и лабораторное оборудование в отделениях реанимации должно быть полностью интегрировано в медицинские информационные, обеспечивая автоматизацию мониторинга состояния пациента.

Но главный критерий высокого уровня цифровой зрелости – в медицинской организации внедрены информационные и аналитические системы, обеспечивающие управление качеством и безопасностью медицинской помощи.